Запорожский кризис элит: от плохого к скверному

Конфликт «Карташов-Кальцев» как видимая часть айсберга на самом деле был  этапом закономерного процесса, который соседние регионы сумели или обойти, или пройти гораздо раньше. Затянувшаяся смена элит законсервировала Запорожье на индустриальном этапе развития, а пик ее совпал с началом локального идеологического и экономического кризиса города. Последствия такого замедленного развития могут оказаться для региона плачевными.

Как-то в интервью «Паноптикону» Владимир Кальцев предсказал Запорожью судьбу Розовки. В окончательном варианте текста печального прогноза не осталось – во время согласования его вырезали. По иронии судьбы сам Владимир Кальцев, как и его главный нынешний оппонент Евгений Анисимов, по сути, делают очень многое, чтобы исполнить сие пессимистичное предсказание. Почему же за всю историю существования Запорожья наш город так и не обзавелся сплоченным кланом, способным вывести его из тени Днепропетровска и сделать полноценным центром влияния? 

Отметим в скобках, что само употребление слова "элита" в адрес нынешнего управленческого аппарата и прочих "решал" вызывает в думающей части запорожцев стойкое неприятие. Во время написания статьи нам настойчиво рекомендовали заменить его на термины «камарилья» и «мафия». Хотя данные определения в чем-то отражают суть описываемых нами явлений, мы все же остановимся именно на термине "элита" как на научно принятом для определения правящей прослойки. В процессе ее развития в Запорожье (как, впрочем, и везде на постсоветском пространстве) отчетливо просматривается два этапа.

«Старая элита» с определенными корректировками продолжает проводить управленческую линию, заложенную еще во времена СССР. Главные ее черты – стремление к стабильности, компромиссным решениям и хорошая управленческая школа. В Запорожье последними крупными представителями этой касты стали Евгений Карташов и Вячеслав Богуслаев.

«Новая элита» куда менее склонна к компромиссам, осознает роль конкуренции в развитии – в том числе, и  развитии целых городов, - но куда более корыстна и склонна к серьезным ошибкам и просчетам в управленческих решениях. Регионы, где процесс смены или интеграции двух этих прослоек прошел быстро, демонстрируют куда более высокие показатели успешности – имиджевой, управленческой, а зачастую и экономической. В Запорожье процесс затянулся почти на два десятилетия.

Тем временем уже в ближайшие пять лет Запорожье может ожидать свой, локальный кризис – и экономический, и идеологический. Первые его отголоски мы уже можем наблюдать: изношенность и промышленных мощностей, и промышленного мировоззрения останавливают заводы и оставляют без работы сотни и тысячи  людей. Предупреждать кризис необходимо прямо сейчас, проводя, как минимум, серьезную работу по «перепрофилированию» и освоению новых горизонтов, как максимум – по выведению Запорожья в «высшую лигу» украинских городов. Людей, способных провести такую работу, пока, к сожалению, не видно.

Второразрядность Запорожья - статус-кво, с которым, похоже, смирились практически все властьпредержащие местного уровня. "Область-донор" влачит тухленькое существование, смирившись со вторым в стране местом  по уровню преступности, стройкой века, которая, похоже, на века и затянется, серыми однообразными улицами и близкими перспективами районного центра в Днепропетровской области. В утешение - мантры о колыбели казачества и украинской государственности как таковой. Если начинать докапываться до сути - сакраментального "кто виноват" и "что делать", рано или  поздно звучит обреченное: "Так было всегда". Действительно, в течение десятилетий, если не столетий Запорожье было, в лучшем случае, поставщиком кадров для вторых ролей в Киеве, в худшем - пристанищем для управленцев без лишних амбиций и с умеренно скромными финансовыми аппетитами. Своеобразная "табель о рангах", в которой Востоку Украины отводились только три по-настоящему весомых центра - Днепропетровск, Донецк и Харьков - сформировалась давно. «Старая элита» в лице Головко, Евгения Карташова и отчасти Александра Поляка в силу своей общей мировоззренческой консервативности не видела необходимости выходить за рамки этой табели.

Кстати, существует теория, согласно которой именно роль "колыбели казачества" и сгубила государственнические амбиции Запорожья. Известный политолог Сергей Дацюк пишет: "Складывание украинской нации происходит не благодаря выбору самой  образованной и европейски ориентированной части элиты, а вопреки ее  устремлениям - эту роль выполняют запорожские казаки. Именно они берут на  себя роль объединения земель бывшей Киевской Руси. Подчеркнем тот факт,  что запорожские казаки представляют хуторскую культуру, культуру явно не  городскую".

А поскольку во времена Российской империи именно казачество могло предложить Украине альтернативные идеологемы, неудивительно, что все дальнейшее развитие региона проводят мимо нас. Дацюк пишет об этом так: "С отменой крепостного права происходит индустриализация Украины. Россия  изменяет геополитический расклад внутри Украины: создает и развивает  такие мощные городские центры, как Днепропетровск (Екатеринослав), Донецк,  Одесса, осваивает Крым. Подчеркнем, что развитие Днепропетровска и  Донецка было геополитической экспансией России - ей нужны были города в  Восточной Украине, которые бы представляли собой промышленно развитые  русифицированные центры. Сама же Запорожская Сечь к этому времени, не  будучи в состоянии противостоять городским центрам Украины, оказывается  на периферии украинской культуры и истории".

Оставим в стороне термины "русификация" и "экспансия" как наиболее провокативные для сознания большинства запорожцев. С основным ходом мысли киевлянина сложно не согласиться: похоже, именно во времена упадка Запорожской Сечи в Запорожье (и  Александровске) стал насаждаться дух второсортности. 

Впрочем, оправдывать слабость и разобщенность запорожской элиты происками врага трехсотлетней давности - слишком удобный вариант. Стоит задуматься и о внутренних предпосылках, не позволяющих запорожскому истеблишменту стать по-настоящему элитным.

Одной их причин затягивания запорожского "кризиса элит" стало отсутствие превалирующего класса, способного после развала однопартийной системы породить сплоченную группу лоббистов региона. В Донецке таким классом стал полукриминальный и криминальный бизнес, в Днепропетровске - экс-партийцы и "красные директора". В Запорожье же между всеми группами, формирующими истеблишмент, сохранялось некоторое распределение ролей и свои "ниши". Что, кстати, не могло рано или поздно не привести к конфликту за всю полноту власти.

Нарождающийся криминалитет не стал заходить на заводы и предпочел контроль над новыми отраслями с высокими оборотами и ликвидностью. Тогда, во времена невразумительной акцизной политики, золотым дном стали торговля спиртным и табаком. Помимо "вредных привычек", преступность занималась крышеванием малого и среднего бизнеса вообще, а также "ювелиркой". "Диффузия" с другими группами была незначительной и эпизодической.

Партийная линия оказалась слабовата: возможно, сказалась близость Днепропетровска, а скорее - тот самый консерватизм, дух второсортности и минимализм в амбициях, а также кастовая закостенелость, которая, как принято считать, стала одной из причин развала СССР. Большинство представителей номенклатуры осталось на плаву и процветает поныне, что доказывает цепкость хватки и способность к взаимовыручке, отсутствующую у "новых управленцев". Фамилии Карташова, Бережного, Ваната буквально до последних лет были на слуху не только в узкой среде "интересующихся" - у всего города. Пресловутые минимализм в амбициях и закостенелость привели к тому, что номенклатурщики не смогли в переломный момент вывести Запорожье на новые орбиты, а позже - были вынуждены передать влияние другим потенциально "элитоносным"  классам - криминалу и близкому к нему бизнесу.

Близка, но не тождественна номенклатуре прослойка "красных директоров". Пожалуй, в дикие 90-е именно директорат предприятий, имеющий, с одной стороны, огромные нерастраченные ресурсы, а с другой - жесткую хозяйственную хватку, чувствовал себя наиболее уверенно в политической среде. Как рассказывают, запорожские промышленники сыграли не последнюю роль при выборе - реальном, а не плебисцитном - нового президента в момент, когда недостаточность Кравчука показала себя во всей красе. 

Почему "красный директорат" не стал для Запорожья трамплином для прыжка в первую тройку? Причина - та же, что удержала на плаву ржавеющие запорожские промгиганты: любой "красный директор" и его команда (разумеется, если отвлечься от личных прибылей) мыслили, в первую очередь, категориями и интересами своего предприятия. Вырваться за границы этого круга смогли единицы - но именно они легко вошли в первые ряды запорожской политэлиты - достаточно вспомнить Богуслаева, Бабурина, Карташова.

Протоэлита, руководившая развитием Запорожья до последнего времени, состояла, по большей части, именно из "красных директоров" и номенклатуры. Вкрапления дикого бизнеса 90-х годов рождения решающей роли не играли. Сейчас происходит вливание (или поглощение?) в правящие ряды криминальной составляющей, которая сама по себе могла сформировать высший уровень управленцев. Не случилось этого ранее по двум причинам: во-первых, Запорожье долгое время считалось "ментовским городом" - происходило уравновешивание двух каст, потенциально способных сформировать управленческий класс: криминала и силовиков. Во-вторых, как уверили нас участники тех бурных процессов, даже запорожский криминалитет, как ни иронично это звучит, всегда кому-то подчинялся: кто - донецким, кто - днепропетровским...

Причины, по которым была «съедена» старая элита, очевидны. Это, в первую очередь, отсутствие единого центра, всерьез ставящего перед представителями верхушки сверхцели и сверхидеи, выходящие за рамки получения единовременной прибыли - например, "перепрофилирование" Запорожья в туристический центр и в течение нескольких ближайших лет. Напомним, именно такой мессидж был одним из главных в последние годы правления Евгения Карташова, однако в практические шаги он так и не был преобразован. И хотя «старая элита» была куда более склонна к взаимовыручке и сплоченным действиям, на каком-то этапе их просто не хватило, чтобы выдержать напор «новых».

Любопытно в этом плане выглядит фигура Бориса Петрова – «красного директора», своим напором и жесткостью сумевшего фактически протаранить ряды «старых» для смены элит. Именно эта жесткость, в первую очередь, как видится, и роднит нынешнего губернатора с «новыми». А тот факт, что «Укрграфит» не входил в ряды главных градообразующих предприятий и в свое время был просто выделен из состава ЗАлКа, похоже, и стал для амбициозного лидера стимулом для вхождения в чужеродную, в общем-то, группу. Рискнем предположить, что эта чужеродность, в конце концов, станет причиной окончательного расхождения во взглядах и методах и приведет Бориса Петрова на почетную пенсию где-нибудь в Минпромполитики или его аналогах.

В теории единым идеологическим и стратегическим центром вполне может быть не один человек. Более того, там, где сформировано экспансивное мировоззрение, единый лидер вообще не обязателен: развитие региона вовне (а значит, и утверждение его на лидирующих позициях) будет происходить само по себе, за счет общей установки местной элиты и бизнеса на расширение и агрессивное развитие. Так живет Днепропетровск, так живет Донецк. Запорожью до такого уровня пока, увы, далеко. Соответственно, в сознании большинства (в том числе, и в среде политической элиты) по-настоящему результативным может быть только единый лидер - чаще всего мэр или губернатор. 

Однако Запорожье, как видится, пока так и не смогло вырастить человека, способного заменить собой целую группу лоббистов, отстаивающих интересы города. Возможно, именно им пытался стать Евгений Черняк, но - увы.

Отметим в скобках любопытный социологический момент: не последнюю роль в разобщенности старой элиты сыграла… географическая разрозненность. Иными словами – отсутствие компактных районов совместного проживания, которые укрепляли бы межличностные связи. Только сейчас на Великом Лугу, в Бородинском районе и в поселке рядом с Вырвой начинают строиться коттеджи  для верхов.

Можно говорить о том, что в Запорожье был период, когда при власти находилась монолитная группа с едиными устремлениями - группа "Запорожстали"-"Индустриалбанка". Но ни политического, ни экономического веса городу это не прибавило. Чего не хватило - желания или возможностей? Как видится, и того, и другого. Короткий период, когда т.н. "индусы" не встречали сопротивления, был использован исключительно на "освоение" города и закрепление при власти. Затем прошли местные выборы, горсовет стал "горячей точкой" - и Запорожье вновь погрязло в политразборках.

Останься "индусы" при полноте власти в течение еще нескольких лет - встали бы перед ними вопросы экспансии и усиления всеукраинских позиций родного города? Ответа на этот вопрос мы уже не узнаем.

Главной целью старой элиты было не обновление, а консервация существующего состояния. Головко, в первую очередь, интересовали порядок и  жизнеобеспечение Запорожья во времена стихийных отключений всех благ. Карташов, на словах заявляя о необходимости обновления и перепрофилирования роли областного центра, на практике сосредоточился на строительстве инфраструктурных объектов. Даже Поляк, появление которого запорожцы в свое время оценили как прорыв, был сосредоточен именно на внутренних проблемах. И хотя для города такой подход, возможно, и стал спасительным, избавив от болезненных процессов, но именно он привел к затягиванию и обострению промышленного кризиса, разворачивающегося в данный момент.

Как мы уже писали, по времени промышленный кризис совпал с пиком смены элит. Между делом: горожанам этот процесс явно не пришелся по душе. Стабильность все еще находит в Запорожье куда больший отклик, нежели новаторство, особенно если оно сопряжено с чрезмерно активным зарабатыванием плохо лежащих городских денег. Вполне возможно, что жесткая и бескомпромиссная смена вектора может если не в корне, то хотя бы частично изменить это мировоззрения – либо, наоборот, привести к его прочной консервации. Для этого, правда, необходим лидер, которому запорожцы бы поверили…