Универсальная формула прозы
Сегодня гостем «Паноптикона» стал самый успешный современный украинский писатель, единственный украинский автор чрезвычайно популярный в Европе, продавший за рубежом более пяти миллионов книг, его книги переведены на 34 языка мира, продаются в 64 странах, он автор семи детских книжек, 18-ти романов, 20-ти сценариев к кинофильмам… Наверное, вы уже догадались, что беседовать мы будем с Андреем Курковым.
- Каким ветром вас занесло в наш богом забытый город и чего нам ждать от вашей новой книги, с загадочным названием «Львовская гастроль Джими Хендрикса»?
- Не забыто богом ваше Запорожье, никак не забыто, это вы прибедняетесь! Я приезжал к вам уже несколько раз, два раза даже был на вашей чудесной Хортице, и друзья у меня здесь есть хорошие.
А новая книжка оказалась написанной, потому что два года назад я пил чай с мэром Львова Андреем Садовым, и он как-то очень вежливо и по-галичански хитро спросил: «А вы не хотели бы написать роман, чтобы действие в нем разворачивалось во Львове?».
- Какой мудрый мэр! А вы не хотите попить чаю с нашим мэром?
- Я уже познакомился с вашим мэром, он тоже очень мудрый и читает книги. И он был настолько мудр, что не спросил меня напрямую: «А не написать ли вам книгу про Запорожье?».
- А если я, отнюдь не претендуя на мудрость и на лавры мэра, спрошу у вас: «Не хотите ли вы написать книгу, где действие разворачивалось бы в Запорожье? Пусть не сейчас, а в прошлом или даже в будущем?».
- О прошлом я ныне стараюсь писать меньше, пытаюсь о будущем, но на самом деле, я никогда не знаю, о чем я буду писать дальше. У меня есть семь или восемь романов о Киеве. По местам действий, описанных в моих киевских романах, теперь проводят экскурсии для иностранных литературных туристов. Буквально вчера получил электронное письмо, в котором сказано, что в сентябре из Германии и Швейцарии приезжают две группы таких туристов, которые хотят чтобы, если я буду в Киеве, лично провел их по местам книжной боевой славы.
А мой новый роман не был заказан, это была как бы произнесенная вслух мысль, которая меня зажгла. Я реально загорелся, потому что Львов очень интересный город, мистический и романтический одновременно. Я его знаю давно, еще с 70-х годов – мой брат служил там в армии в стройбате, военным грузчиком на кофейной фабрике. Я сегодня не могу объяснить детям, что такое стройбат, но важно не это, а то, что когда он вернулся из Львова домой, от него еще два месяца пахло кофе.
- Не самый худший запах, на мой взгляд.
- Согласен, особенно для армии. И теперь для меня это, отчасти, запах Львова. А еще помню, как в 1977 году мы приезжали с родителями во Львов брата проведывать. На тот момент Львов был серый, мокрый и неприятный. Я очень хорошо помню, что тогда он не вызвал у меня положительных эмоций, а вот начиная с 90-х, когда я начал ездить туда на книжный форум и просто к друзьям, то влюбился в него, и, мне кажется, хорошо его чувствую.
А для написания романа я 15 месяцев каждый месяц ездил туда и ходил пешком по всем улицам, которые описаны в романе. Потом в какой-то момент понял, что роман не будет львовским, если я не поселю в нем настоящих львовян, с их настоящими именами, фамилиями, биографиями, адресами и даже с описанием их реального жилья.
- И где вы их взяли?
- Нашел! Первого мне подбросил мой хороший знакомый Тарас Возняк, он чиновник, советник в мэрии, к тому же еще писатель и издатель. И это он познакомил меня с основоположником движения хиппи во Львове Аликом Улисевичем, ставшим моим героем. Это потрясающий человек, он до сих пор хиппи, высокий, худой, длинноволосый, с соломенной такой штукой тонкой на голове, типа, как повязка на волосы у индейцев, не знаю, как называется…
- Короче, немолодое дитя цветов.
- Дитя цветов точно, причем в душе молодой, работает осветителем в оперном театре. Я когда начал с ним общаться, сразу понял, что он мне нужен в роман, он согласился легко и сразу, как настоящий хиппи. Даже когда я читал ему написанные о нем главы, он все воспринимал, ему все нравилось и до сих пор нравится.
- Мы вот с вами беседуем, а меня не покидает ощущения, что все написанное вами вы одновременно снимаете, как кино, т.е. визуализируете, я права?
- Точно! Сценарий не пишу, но точно знаю, что могу его написать, если потребуется. У меня богатое воображение, и когда я пишу, то всегда все представляю себе в качестве фильма, который я, якобы, снимаю.
Второго героя, который живет у меня в романе, вы можете знать, это Юрко Винычук, он известный львовский писатель, плюс, преподаватель.
- Увы, прошу простить мое невежество, но я первый раз в жизни слышу имя и фамилию этого человека.
- А он, между прочим, главный эротический прозаик Украины.
- Ах, вот в чем дело. Я в слезах!
- Не переживайте, он у меня в романе совсем не эротоман, абсолютно нормальный, такой же ехидный, как и в жизни.
И еще в романе есть актриса Корпоративного театра Оксана Прохорец, которая сама придумала театр для развлечения людей на разных юбилеях, вечеринках и праздниках. Но, кроме всего прочего, она занимается помощью бездомным.
Ее подруга-художница Леся Сановская основала первый, и, по-моему, единственный в Украине приют для бездомных под Львовом в Винниках, там живет 28 бездомных, это большой комплекс, у них там мастерские, где они ремонтируют мебель и учатся рисовать. Я много раз там был и бездомные, вместе с этим приютом, тоже попали в мой роман.
Но, разумеется, роман это не документальная повесть, в нем есть и вымышленные персонажи, и вымышленные истории. Главный герой романа – это Игорь, такой не доучившийся в мединституте человек, он бросил его, но зарабатывает деньги хитрым способом, скажем так, почти медициной.
- Это тоже детектив, как и большинство ваших романов?
- Не совсем, это больше мистическая вещь, но есть элемент триллера, потому что над городом нависла какая-то непонятная опасность и герои двух сюжетных линий чувствуют, что происходит нечто аномальное: в городе, где нет ни речки, ни озера, вообще нет большой воды, вдруг возникает запах моря, летают чайки… Все герои чувствуют, что что-то не так и пытаются спасти город, при этом параллельно занимаясь своими делами.
- Андрей, откройте свою тайну, как можно в Украине реально зарабатывать только писательским трудом? У меня есть масса друзей, которые, на мой субъективный взгляд, пишут очень хорошо, но все они уверяют, что это невозможно. Когда и как у вас случилось это диво?
- Конечно, если издаваться только на Украине, жить за гонорары трудно, получается зарабатывать только на кофе, иногда, не часто, на кофе с коньяком. На свободу не заработаешь. Нужно сделать все, чтобы найти издателя, который занимался бы твоими делами за рубежом. Но для этого надо писать так, чтобы это было понятно любому читателю: и японцу, и европейцу, и бразильцу…
Лично я не ставил целью писать понятно для всех, но так само собой получилось, что моя формула прозы оказалась универсальной. А ведь я просто рассказываю человеческие истории на фоне страны, где они происходят, т.е. на фоне Украины. И, как бы следя за моими героями и перипетиями их судеб, читатели и в Южной Корее, и в Китае, и в Англии узнают и про Украину.
А вообще-то, я думаю, что отчасти успех связан и с тем, что в моих книгах много иронии, много черного юмора, чего не хватает в других литературах. И еще, я пытаюсь даже о трагических вещах говорить, не становясь циником или мрачным пессимистом, в любом случае сохраняя у читателя надежду на хеппи-энд.
- В принципе, много людей могут рассказать хорошую, интересную историю. Вот я, например, прямо сейчас, могу рассказать вам классный анекдот. Уверяю вас, вам понравится, но это не значит, что я смогу это классно написать. Вам удается, свидетельством тому ваша популярность и запредельные для всех других украинских авторов гонорары. Кроме того, вы классно пишете для самого взыскательного читателя – детей. Еще и учите детей писать, говорят, на ваших занятиях они начинают писать, буквально сразу.
- Нет, это преувеличение. С детьми я провожу мастер-классы, где учу детей не писать, а придумывать сказки. Некоторые они потом записывают на бумагу или на диктофон. Самый последний и самый интересный опыт по этому поводу у меня был в прошлом году, в Шри-Ланке, в городе Галле. Он достаточно далеко от столицы, и я проводил там мастер-класс в самой обычной школе. А обычная школа в Шри-Ланке – это лужайка с хорошей зеленой травой, рядом сарайчик, в котором хранятся школьные доски на колесиках, на которых дети пишут мелками, и парочка навесиков, тоже на колесах, на случай дождя, потому что там и зимой, и летом +30 градусов, влажность и часто идут дожди.
И вот сидят передо мной на траве 40 детей, я им предлагаю сначала выбрать героя для сказки: кто-то хочет крокодила, кто-то обезьяну, кто-то еще кого-то. Я устроил демократические выборы, на кастинге героев победил крокодил. И вот я у них спрашиваю: что такого может самого плохого случиться с крокодилом, чтобы его проблему можно было решить в сказке?
- Он может утонуть?
- Если бы! То, что они мне предложили, меня самого очень удивило, хотя я и не подал виду. Они пошушукались и сказали, что крокодил потерял свой единственный золотой зуб. Я включаю логику и говорю им, что раз потерял, то он должен искать и найти. И пошли мы с детьми и крокодилом по воображаемым джунглям искать золотой зуб.
Встретили льва, спросили у него, не видел ли он где-то в джунглях золотого зуба? Он не видел. Потом спросили у носорога, он тоже не видел. Кобра тоже не видела, никто не видел, пока на пути нам не встретилась большая медленная черепаха, которая, раз она медленно ходит, то больше видит. И она сказала: «Да, я видела, вон там под пальмой, что-то блеснуло». Крокодил бросился туда и нашел свой золотой зуб, вставил его на место, и зажил долго и счастливо.
После этого я, озадаченный такой сказкой, иду из школы в гостиницу и вижу то, что раньше я уже много раз видел, но не замечал, а потому не задумывался. Навстречу мне идут шри-ланкийцы обоих полов, молодые и возраста родителей тех детей, с которыми я только что общался, и у них у всех поголовно проблемы с зубами. У кого-то их вовсе нет, у кого-то не достает половины, а у кого-то – только один золотой. Потому что Шри-Ланка бедная страна, много безработных, стоматология только в столице или в крупных городах, где есть люди с деньгами, и дети, сами того не ведая, через сказку показали свои основные страхи. Они сделали бедного крокодила беззубым, насмотревшись на своих беззубых родителей, бабушек и дедушек.
- Очень популярно мнение, что сегодня, в век тотального постмодернизма, все хорошее уже сказано. После «Махабхараты» и «Песни песней Соломона» написать что-то настолько же грандиозное очень трудно. Если не ошибаюсь, Бунин писал: «Сейчас нужно искать слова, которыми до вас еще никто не говорил, либо вкладывать в эти слова смыслы, которые до вас никто не вкладывал». Где вы в этом крахе идей берете новые? Все жалуются на крах идей, даже Голливуд, размазывая одни и те же надоевшие 12 сюжетов везде, где только можно.
- Крах идей и постмодернизм – это разные вещи, на самом деле произошел крах постмодернизма. Была очень хорошая статья в немецкой газете, кажется в «Gedeutshe Zaitung», о том, что народ потерял интерес к постмодерну, потому что все устали от стеба. Кстати, от него устали не только в Европе, но и в России, и у нас. Мне кажется, это потому, что стеб является актуальным, пока ситуация для него остается реальной.
На самом деле народ всегда хочет хорошую, крепкую историю, чаще всего с хеппи-эндом. Ведь читатели, да и зрители тоже, ассоциируют себя с героем, переживают за него, у них есть рациональная потребность понимать, что происходит с героем и эмоциональная потребность чувствовать свою близость к герою, понимать его поступки и мотивацию.
Но скажу вам честно, все, что вам сейчас говорю – это честно и правильно, но когда я пишу, я так не думаю, я вообще об этом не думаю, это я сейчас так правильно теоретизирую. А когда я пишу, я просто выдумываю историю, и все.
- Из головы? Или вы пишете реальные вещи о реальных людях?
- Я, как пылесос, собираю все, что могу, со всего мира и из головы тоже. Фантазии у меня больше, чем реальности, но есть реальные герои, реальные места, вполне настоящие кафе и улицы, и какие-то иногда тоже вполне реальные события.
- Не забыто богом ваше Запорожье, никак не забыто, это вы прибедняетесь! Я приезжал к вам уже несколько раз, два раза даже был на вашей чудесной Хортице, и друзья у меня здесь есть хорошие.
А новая книжка оказалась написанной, потому что два года назад я пил чай с мэром Львова Андреем Садовым, и он как-то очень вежливо и по-галичански хитро спросил: «А вы не хотели бы написать роман, чтобы действие в нем разворачивалось во Львове?».
- Какой мудрый мэр! А вы не хотите попить чаю с нашим мэром?
- Я уже познакомился с вашим мэром, он тоже очень мудрый и читает книги. И он был настолько мудр, что не спросил меня напрямую: «А не написать ли вам книгу про Запорожье?».
- А если я, отнюдь не претендуя на мудрость и на лавры мэра, спрошу у вас: «Не хотите ли вы написать книгу, где действие разворачивалось бы в Запорожье? Пусть не сейчас, а в прошлом или даже в будущем?».
- О прошлом я ныне стараюсь писать меньше, пытаюсь о будущем, но на самом деле, я никогда не знаю, о чем я буду писать дальше. У меня есть семь или восемь романов о Киеве. По местам действий, описанных в моих киевских романах, теперь проводят экскурсии для иностранных литературных туристов. Буквально вчера получил электронное письмо, в котором сказано, что в сентябре из Германии и Швейцарии приезжают две группы таких туристов, которые хотят чтобы, если я буду в Киеве, лично провел их по местам книжной боевой славы.
А мой новый роман не был заказан, это была как бы произнесенная вслух мысль, которая меня зажгла. Я реально загорелся, потому что Львов очень интересный город, мистический и романтический одновременно. Я его знаю давно, еще с 70-х годов – мой брат служил там в армии в стройбате, военным грузчиком на кофейной фабрике. Я сегодня не могу объяснить детям, что такое стройбат, но важно не это, а то, что когда он вернулся из Львова домой, от него еще два месяца пахло кофе.
- Не самый худший запах, на мой взгляд.
- Согласен, особенно для армии. И теперь для меня это, отчасти, запах Львова. А еще помню, как в 1977 году мы приезжали с родителями во Львов брата проведывать. На тот момент Львов был серый, мокрый и неприятный. Я очень хорошо помню, что тогда он не вызвал у меня положительных эмоций, а вот начиная с 90-х, когда я начал ездить туда на книжный форум и просто к друзьям, то влюбился в него, и, мне кажется, хорошо его чувствую.
А для написания романа я 15 месяцев каждый месяц ездил туда и ходил пешком по всем улицам, которые описаны в романе. Потом в какой-то момент понял, что роман не будет львовским, если я не поселю в нем настоящих львовян, с их настоящими именами, фамилиями, биографиями, адресами и даже с описанием их реального жилья.
- И где вы их взяли?
- Нашел! Первого мне подбросил мой хороший знакомый Тарас Возняк, он чиновник, советник в мэрии, к тому же еще писатель и издатель. И это он познакомил меня с основоположником движения хиппи во Львове Аликом Улисевичем, ставшим моим героем. Это потрясающий человек, он до сих пор хиппи, высокий, худой, длинноволосый, с соломенной такой штукой тонкой на голове, типа, как повязка на волосы у индейцев, не знаю, как называется…
- Короче, немолодое дитя цветов.
- Дитя цветов точно, причем в душе молодой, работает осветителем в оперном театре. Я когда начал с ним общаться, сразу понял, что он мне нужен в роман, он согласился легко и сразу, как настоящий хиппи. Даже когда я читал ему написанные о нем главы, он все воспринимал, ему все нравилось и до сих пор нравится.
- Мы вот с вами беседуем, а меня не покидает ощущения, что все написанное вами вы одновременно снимаете, как кино, т.е. визуализируете, я права?
- Точно! Сценарий не пишу, но точно знаю, что могу его написать, если потребуется. У меня богатое воображение, и когда я пишу, то всегда все представляю себе в качестве фильма, который я, якобы, снимаю.
Второго героя, который живет у меня в романе, вы можете знать, это Юрко Винычук, он известный львовский писатель, плюс, преподаватель.
- Увы, прошу простить мое невежество, но я первый раз в жизни слышу имя и фамилию этого человека.
- А он, между прочим, главный эротический прозаик Украины.
- Ах, вот в чем дело. Я в слезах!
- Не переживайте, он у меня в романе совсем не эротоман, абсолютно нормальный, такой же ехидный, как и в жизни.
И еще в романе есть актриса Корпоративного театра Оксана Прохорец, которая сама придумала театр для развлечения людей на разных юбилеях, вечеринках и праздниках. Но, кроме всего прочего, она занимается помощью бездомным.
Ее подруга-художница Леся Сановская основала первый, и, по-моему, единственный в Украине приют для бездомных под Львовом в Винниках, там живет 28 бездомных, это большой комплекс, у них там мастерские, где они ремонтируют мебель и учатся рисовать. Я много раз там был и бездомные, вместе с этим приютом, тоже попали в мой роман.
Но, разумеется, роман это не документальная повесть, в нем есть и вымышленные персонажи, и вымышленные истории. Главный герой романа – это Игорь, такой не доучившийся в мединституте человек, он бросил его, но зарабатывает деньги хитрым способом, скажем так, почти медициной.
- Это тоже детектив, как и большинство ваших романов?
- Не совсем, это больше мистическая вещь, но есть элемент триллера, потому что над городом нависла какая-то непонятная опасность и герои двух сюжетных линий чувствуют, что происходит нечто аномальное: в городе, где нет ни речки, ни озера, вообще нет большой воды, вдруг возникает запах моря, летают чайки… Все герои чувствуют, что что-то не так и пытаются спасти город, при этом параллельно занимаясь своими делами.
- Андрей, откройте свою тайну, как можно в Украине реально зарабатывать только писательским трудом? У меня есть масса друзей, которые, на мой субъективный взгляд, пишут очень хорошо, но все они уверяют, что это невозможно. Когда и как у вас случилось это диво?
- Конечно, если издаваться только на Украине, жить за гонорары трудно, получается зарабатывать только на кофе, иногда, не часто, на кофе с коньяком. На свободу не заработаешь. Нужно сделать все, чтобы найти издателя, который занимался бы твоими делами за рубежом. Но для этого надо писать так, чтобы это было понятно любому читателю: и японцу, и европейцу, и бразильцу…
Лично я не ставил целью писать понятно для всех, но так само собой получилось, что моя формула прозы оказалась универсальной. А ведь я просто рассказываю человеческие истории на фоне страны, где они происходят, т.е. на фоне Украины. И, как бы следя за моими героями и перипетиями их судеб, читатели и в Южной Корее, и в Китае, и в Англии узнают и про Украину.
А вообще-то, я думаю, что отчасти успех связан и с тем, что в моих книгах много иронии, много черного юмора, чего не хватает в других литературах. И еще, я пытаюсь даже о трагических вещах говорить, не становясь циником или мрачным пессимистом, в любом случае сохраняя у читателя надежду на хеппи-энд.
- В принципе, много людей могут рассказать хорошую, интересную историю. Вот я, например, прямо сейчас, могу рассказать вам классный анекдот. Уверяю вас, вам понравится, но это не значит, что я смогу это классно написать. Вам удается, свидетельством тому ваша популярность и запредельные для всех других украинских авторов гонорары. Кроме того, вы классно пишете для самого взыскательного читателя – детей. Еще и учите детей писать, говорят, на ваших занятиях они начинают писать, буквально сразу.
- Нет, это преувеличение. С детьми я провожу мастер-классы, где учу детей не писать, а придумывать сказки. Некоторые они потом записывают на бумагу или на диктофон. Самый последний и самый интересный опыт по этому поводу у меня был в прошлом году, в Шри-Ланке, в городе Галле. Он достаточно далеко от столицы, и я проводил там мастер-класс в самой обычной школе. А обычная школа в Шри-Ланке – это лужайка с хорошей зеленой травой, рядом сарайчик, в котором хранятся школьные доски на колесиках, на которых дети пишут мелками, и парочка навесиков, тоже на колесах, на случай дождя, потому что там и зимой, и летом +30 градусов, влажность и часто идут дожди.
И вот сидят передо мной на траве 40 детей, я им предлагаю сначала выбрать героя для сказки: кто-то хочет крокодила, кто-то обезьяну, кто-то еще кого-то. Я устроил демократические выборы, на кастинге героев победил крокодил. И вот я у них спрашиваю: что такого может самого плохого случиться с крокодилом, чтобы его проблему можно было решить в сказке?
- Он может утонуть?
- Если бы! То, что они мне предложили, меня самого очень удивило, хотя я и не подал виду. Они пошушукались и сказали, что крокодил потерял свой единственный золотой зуб. Я включаю логику и говорю им, что раз потерял, то он должен искать и найти. И пошли мы с детьми и крокодилом по воображаемым джунглям искать золотой зуб.
Встретили льва, спросили у него, не видел ли он где-то в джунглях золотого зуба? Он не видел. Потом спросили у носорога, он тоже не видел. Кобра тоже не видела, никто не видел, пока на пути нам не встретилась большая медленная черепаха, которая, раз она медленно ходит, то больше видит. И она сказала: «Да, я видела, вон там под пальмой, что-то блеснуло». Крокодил бросился туда и нашел свой золотой зуб, вставил его на место, и зажил долго и счастливо.
После этого я, озадаченный такой сказкой, иду из школы в гостиницу и вижу то, что раньше я уже много раз видел, но не замечал, а потому не задумывался. Навстречу мне идут шри-ланкийцы обоих полов, молодые и возраста родителей тех детей, с которыми я только что общался, и у них у всех поголовно проблемы с зубами. У кого-то их вовсе нет, у кого-то не достает половины, а у кого-то – только один золотой. Потому что Шри-Ланка бедная страна, много безработных, стоматология только в столице или в крупных городах, где есть люди с деньгами, и дети, сами того не ведая, через сказку показали свои основные страхи. Они сделали бедного крокодила беззубым, насмотревшись на своих беззубых родителей, бабушек и дедушек.
- Очень популярно мнение, что сегодня, в век тотального постмодернизма, все хорошее уже сказано. После «Махабхараты» и «Песни песней Соломона» написать что-то настолько же грандиозное очень трудно. Если не ошибаюсь, Бунин писал: «Сейчас нужно искать слова, которыми до вас еще никто не говорил, либо вкладывать в эти слова смыслы, которые до вас никто не вкладывал». Где вы в этом крахе идей берете новые? Все жалуются на крах идей, даже Голливуд, размазывая одни и те же надоевшие 12 сюжетов везде, где только можно.
- Крах идей и постмодернизм – это разные вещи, на самом деле произошел крах постмодернизма. Была очень хорошая статья в немецкой газете, кажется в «Gedeutshe Zaitung», о том, что народ потерял интерес к постмодерну, потому что все устали от стеба. Кстати, от него устали не только в Европе, но и в России, и у нас. Мне кажется, это потому, что стеб является актуальным, пока ситуация для него остается реальной.
На самом деле народ всегда хочет хорошую, крепкую историю, чаще всего с хеппи-эндом. Ведь читатели, да и зрители тоже, ассоциируют себя с героем, переживают за него, у них есть рациональная потребность понимать, что происходит с героем и эмоциональная потребность чувствовать свою близость к герою, понимать его поступки и мотивацию.
Но скажу вам честно, все, что вам сейчас говорю – это честно и правильно, но когда я пишу, я так не думаю, я вообще об этом не думаю, это я сейчас так правильно теоретизирую. А когда я пишу, я просто выдумываю историю, и все.
- Из головы? Или вы пишете реальные вещи о реальных людях?
- Я, как пылесос, собираю все, что могу, со всего мира и из головы тоже. Фантазии у меня больше, чем реальности, но есть реальные герои, реальные места, вполне настоящие кафе и улицы, и какие-то иногда тоже вполне реальные события.
В некоторых романах я разбросал эпизоды из своего детства и юности, никогда не скажу какие правдивые, а какие нет, но, по сути, у меня только один принцип: если я пишу и мне интересно то, что пишу, значит, есть надежда, что и читателю будет интересно это читать. Если я пишу и не удивляюсь, я тут же прекращаю это делать и откладываю или переписываю.
Потому что самое главное в моем ремесле: первое – читатель должен быть удивлен, второе – он должен быть приятно удивлен. Более того, читатель должен быть шокирован, и если он шокирован, то потом, дальше, все равно все должно быть нормально. Потому что если писатель делится своей негативной эмоцией, читатель, как правило, не дочитывает книгу. Он теряет интерес к герою, которого не любит сам автор, теряет интерес к стране, которую автор описывает без любви, и так нарушается связь между писателем и читателем. Я гуманист, я считаю, что любому читателю нужно давать надежду и уверенность, что все будет хорошо и помогать читателю настраивать самого себя на позитив.
- Расскажите, как ваши книги, если не ошибаюсь, сказки, попали в арабский мир? Там же шариат, кроме Корана, кажется, ничего вообще не издают. Как вам удалось?!
- Лет пять назад, пиратским образом, у меня там вышел роман «Пикник на льду». Его, конечно можно назвать сказкой (смеется), потому что главный герой – это пингвин Миша из киевского зоопарка, у которого больное сердце и депрессивный синдром, и его забирает к себе безработный журналист Виктор, после того, как от него уходит возлюбленная и ему становится одиноко. А вот, буквально, несколько недель назад на арабском языке у меня вышел новый роман «Приятель покойника», и здесь уже все официально, ее выпустило издание «Валидсулейманинтернешнл» в Тунисе.
- Как они вышли на вас? Что именно их заинтересовало?
- Нашли они меня сами пару лет назад и теперь хотят издать все мои книжки. На самом деле рынок литературы в арабском мире очень отличается от американского или европейского. Там почти нет романов и переводной литературы. Есть арабская поэзия и религиозные тексты, связанные с Кораном. На самом деле, я был приятно удивлен, когда узнал, что они перевели «Приятеля покойника». Но надо сказать, что есть часть арабского мира, это Ливан, Тунис, Марокко, где европейскую литературу читают, при этом сильно ориентируясь в основном на французскую культуру и, разумеется литературу.
- Это же все бывшие французские колонии, ничего удивительного.
- Да, и поэтому они следят и судят о культуре Европы по Франции, ведь открывать Европу они начали именно с нее. И ничего удивительного, что они стали искать образцы французской литературы на предмет, чего бы такого интересного перевести на арабский. А на меня вышли потому, что у меня был и продолжается большой успех на французском рынке.
- Я знаю, что не только на французском, но и на немецком, и на русском…
- Знаете, на русском значительно меньше. Гораздо больше книг у меня продается на европейских рынках, в частности на немецком, швейцарском или французском. Мне это тоже кажется отчасти парадоксальным, но это так.
- Я знаю, что вы много путешествуете по самым разным странам и континентам, сталкиваетесь с образчиками разных менталитетов, скажите, где интереснее всего аудитория?
- Сложный вопрос и сейчас объясню почему. Например, мне нравятся некоторые страны, скажем Норвегия, и здесь мне и сама страна интересна, и народ интересен, и аудитория интересна, потому что они страшно любопытны, их мало, всего четыре миллиона, но они переводят очень много, больше, чем некоторые страны, где население 50 миллионов. Они стараются интересоваться всем, что происходит в мире, как в культурном контексте, так и в политическом, впрочем, и во всех остальных – тоже.
А как читательская страна, мне очень нравится Южная Корея. Представляете, там построили самый большой в мире магазин детской книги, он больше 10 тысяч квадратных метров. Я был в этом магазине, меня туда возили, это в 30 км от Сеула. В магазине порядка 30 дверей, и возле каждой специальный, похожий на почтовый, ящик. Но на самом деле он не для почты, а для того, чтобы люди приходили целыми семьями, разувались, клали в эти ящички обувь и ходили по магазину целый день в носках или босиком, и читали книги прямо там, а вечером уезжали домой.
- У меня четкая ассоциация с храмом, перед входом в который на Востоке снимают обувь свою.
- Да, да…, а парковка перед этим магазином на 10 тыс. машин!
А еще мне очень нравится Сингапур. Франция мне тоже, как страна очень нравится, но сами французы очень шумливы, болтливы, для них самое святое – это поспорить.
- В этом, по-моему, они очень похожи на наших.
- В чем-то да.
- А украинцев как воспринимаете? Я знаю, что перед нашей встречей вы были на встрече со студентами в нашем национальном университете?
- Университетская аудитория великолепна, это жадная до информации молодежь, с массой вопросов, с приколами, с юмором, с фокусами и подколками, а взрослая аудитория у нас везде по Украине, очень, даже слишком спокойная. Это люди, скажем, 50-60 лет, полностью воспитанные на советской литературе, и они не принимают другую постсоветскую литературу, кроме развлекательной. Их очень трудно убедить в том, что сейчас можно писать серьезную литературу, хорошие романы с каким-то глубоким месседжем. Они в это не верят.
Они думают, что это все тот же завуалированный стеб, стеб, замаскированный под что-то. Старшая аудитория, даже если приходит на встречу, редко задает вопросы, а если даже задает, то вопросы у них всегда предсказуемые, а самый любимый: «Что вы хотели этим сказать?».
Но, конечно, я понимаю, что в каждой стране есть разные аудитории. Меня когда-то насмерть убили немецкие читатели, которые несколько раз на встречах обвиняли меня в жестокости к животным из-за того, что в романе «Пикник на льду» я не спас пингвина Мишу из больницы. Главного героя спас и отправил его в Антарктиду, а пингвина – нет. Я был озадачен, но благодаря этим сердобольным немецким читателям через шесть лет я написал романа «Закон улитки», где уже спас всех.
А на встрече со студентами в вашем университете, когда я уже прощался, ко мне подошла девочка-филолог, и со словами: «Я знаю, что у вас проблемы», вручила мне таблетки для связок, потому что прочитала в фейсбуке, что в Америке я жаловался на потерю голоса. Эрудированная и начитанная такая девочка, приятно было общаться.
- Вы признались, что пишете везде в поездах, в самолетах, причем в самолетах быстрее, чем в поездах, наверное, соревнуясь с ними в скорости, но вы же, я так думаю, устаете? У вас бывает умственная муть, вот вы не в форме, не ложатся буквы, как надо и все, что делаете? Есть секреты?
- Умственной мути у меня еще никогда не было и, я очень надеюсь, что не будет, а физическая усталость, конечно, бывает, особенно, когда меняются часовые пояса. Вот у меня сейчас вылет в Китай, а оттуда, из провинции Сычуань, я буду целые сутки, с двумя пересадками, лететь в Лейпциг на книжную выставку. И я не уверен, что в Лейпциге буду вменяемым: мне нужно будет прилететь ночью, а утром уже выступать на выставке, а потом сразу тур по Германии.
- И как вы себя уговариваете на такие подвиги? Что едите, что пьете? Может, ванны какие-то волшебные принимаете?
- Во время таких поездок я не употребляю алкоголь, я никогда не курил, много лет занимался спортом, например, плаванием 10 лет, еще академической греблей и другими видами, так что, пока еще я просто в форме, а вот как долго я в ней пробуду – сказать не могу. Я живу в таком ритме уже 13 лет и нахожусь в поездках 6-8 месяцев в году, плюс, у меня всегда есть уверенность, что я должен выдержать все это, и пока выдерживаю.
- А теперь мне интересно, «где ваш дом маргадон»? Вы же постоянно в разъездах?
- Мой дом там, где моя семья, а семья всегда в Киеве, хотя должен сказать, что в моей семье я единственный гражданин Украины – жена англичанка и дети тоже британские подданные, они там родились, но они всегда в Киеве, а я прилетаю-улетаю.
- Точно знаю, что для любого писателя написанные им книги – это его дети. У вас как, самое любимое дитя это самое новорожденное, самое маленькое или нет?
- Нет, у меня есть еще пару романов, которые я написал уже давненько, но которые я долго писал. На «Географию одиночного выстрела» я потратил 9 лет своей жизни, и роман «Бекфордов мир», на который потратил четыре года. Если разложить мою жизнь по романам, то есть романы, которые написались быстро. Например, роман «Приятель покойника» я написал за три месяца. Мне он нравится, я от него не отказываюсь, но романы, с которыми я провел годы, мне ближе.
- Принято считать, что возрастные периоды после 20-ти, после 40-ка, после 50-ти, меняют взгляды на жизнь, внутреннюю философию… Вот и у вас раньше были спецслужбы, политика, а сейчас пошла, я называю это «душевная эзотерика». Вы будете продолжать эту линию, или планируете вернуться в прежнее русло, или еще что-то зреет в недрах вашего чистого арийского разума?
- Я работал с собой с 2004 года, чтобы научиться писать романы без политики.
- И что вы с собой делали? Сидели в позе лотоса и медитировали? Или отказывали себе в сладком и развлечениях?
- Я придумал способ. Я начал писать еженедельные политические колонки для газеты «Политические известия Украины», на сайты и таким образом отделил политику и социальные проблемы от художественной литературы. И мне удалось написать уже целых два романа без политики – это «Садовник из Очакова» и тот роман, который вы держите в руках. Наверное, все будут думать: а, ну раз роман про Львов, то это конечно же ВО «Свобода», Ирина Фарион, мовне пытання… Нет! Ничего этого нет! Там только вечное, а вечное это: город, любовь, обычные человеческие проблемы, желание защитить близкое существо, свой город и так далее.
- Если вы будете продолжать эту линию, то еще одной почитательницей у вас станет больше, потому что от политики сейчас хочется держаться подальше. Мне кажется, от нее уже устали все.
- Да, я тоже думаю, что общество объелось и стало уже каким-то патологически политизированным. Я в селах встречаю людей, которым по 70-80 лет, а они смотрят телеканал «Рада» и для них это мыльная опера. Они, несмотря на свой склероз, могут рассказать вам биографии депутатов, кто с кем развелся, когда и по какому поводу. Они даже точно помнят, на ком женился пожилой коммунист Симоненко, представляете? После получения этой порции информации я решил не привносить в мир читателя еще больше политики и отвлекаться только на реальную жизнь.
Беседовала Илона Наныкина
