Капеллан в зоне АТО: «Путин присылает тех, кому не жаль нас убивать»

Супруги Анатолий и Юлия, обычно проживающие в американском штате Вашингтон, не решаются назвать свою фамилию, хотя признают, что в Украине они уже достаточно известны. Будучи священниками-капелланами, миссионерами баптистской церкви, пара не только занимается духовным окормлением бойцов АТО, но и привозит им еду, одежду и обувь, теплые вещи и даже проверенные на прочность бронежилеты.

Протестантский священник с супругой с участием профессиональных психологов занимаются реабилитацией военных, заботятся о семьях как погибших, так и живых защитников Украины и помогают детям-сиротам из прифронтовых сел. А еще проповедники сами неоднократно бывали в зоне боевых действий, чудом избежали смерти, едва не попав под обстрел «ГРАДами» со стороны российских военных, наблюдали за процедурой обмена пленными и оказывали первую медицинскую помощь раненым бойцам. Об этом и многом другом супруги рассказали в эксклюзивном интервью «Новому Региону».

– Анатолий, вы с уверенностью утверждаете, что со стороны сепаратистов сражаются российские военные. Удалось ли вам самим разглядеть конкретные нашивки отдельных воинских частей?

Этот полк зашел со стороны Новоазовска, как раз когда российские войска планировали идти на Мариуполь и пробивать сухопутный коридор в Крым. Этот полк вошел вместе с танками и прочей военной техникой и расположился между поселком Седово и Новоазовском. Я сам был там в этот момент и видел, как украинские военные уничтожили их.

– Наблюдатели ОБСЕ каким-то образом фиксируют эти факты?

– С наблюдателями ОБСЕ произошла интересная история. Однажды мы с женой увидели два автобуса ОБСЕ, подъехали к ним, поздоровались и спросили, видели ли они российские войска. Те ответили, что нет. Я предложил: «Давайте проедем, я вам покажу, где их видно из бинокля?». Но и здесь они отказались. Когда я спросил, откуда они, оказалось, что 8 из 9-ти человек – это граждане РФ. Правда, затем мы добились, чтобы состав миссии был заменен на французский.

– Толя, я слышала, что и вы сами едва не попали под обстрел со стороны России…

– Да, это было в середине июля, накануне того дня, когда был сбит малазийский «Боинг». Мы ехали в поселок Солнцево Донецкой области (Новоазовский район) с едой и вещами для солдат АТО, и по дороге общались со служившими рядом с ним пограничниками. Мобильная связь периодически прерывалась, и мы общались через смс.

Чтобы остаться в живых, оставшимся пришлось отойти на территорию России. Слава Богу, что российские пограничники не тронули их, а затем отпустили домой. Затем эти ребята вернулись в зону АТО, и сейчас до сих пор воюют.

– Вам приходилось разговаривать с пленными со стороны России? Как они вообще объясняют: зачем едут убивать украинцев?

– Профессиональные военные в основном молчат или ссылаются на приказ командования. Больше им нечем объяснить свое появление в Украине. Многие из них не скрывают, что не хотят воевать в Украине. Они постоянно видят идущий на родину «груз-200». Например, так называемый «гумконвой», который на самом деле ввозил в Украину оружие, в обратную сторону постоянно вывозил тела погибших, и все они об этом знают. Один пленный кадровый офицер рассказывал, что его друг специально ехал на велосипеде, закрыл глаза, упал и сломал себе колено, чтобы не ехать воевать в Украину.

Также примерно 25% тех, кто воюет на стороне сепаратистов – это наемники из чеченцев и ингушей. Наши бойцы говорят, что договориться с ними чаще всего просто невозможно. У них нет понятия военной чести, нет четко оформленной стратегии. Основная их мотивация – это деньги. Чеченцев очень трудно взять в плен – было несколько случаев, когда при таких попытках они подрывали себя. При этом некоторые наемники не скрывали, что зарплата им приходит как со стороны России, так и из Украины, видимо, от остатков клана Януковича.

– А можно хотя бы примерно сказать, каков процент местных ополченцев – уроженцев Донбасса?

– Очень трудно сказать, поскольку сейчас в ДНР всех насильно забирают в армию. Но далеко не все жители тех территорий готовы сражаться за ДНР, и не составляют большинство среди воюющих.

– А вообще вы не в курсе, что происходит на оккупированных сепаратистами территориях?

Занимаются они в основном тем, что грабят местное население. Даже если Путин присылает им какую-то поддержку, до простых боевиков она не доходит. Притом местным говорят, что грабят их «фашисты и бандеровцы». К сожалению, население там настолько зомбировано, что многие там до сих пор верят таким рассказам, хотя некоторые и начинают прозревать.

К примеру, я наблюдал такую картину в Дебальцево. Минометный снаряд залетел в жилой дом и не разорвался. Мы вызвали наших, украинских саперов, чтобы разминировать его, а тем временем местные жители принялись возмущаться: «Опять стреляют укры, фашисты», и так далее. Мы спросили у сказавшей это женщины, где, по ее мнению, находятся украинские военные, и где российские. Она показала позиции абсолютно верно. По тому, в каком положении застрял в стене дома снаряд, не вызывает никаких сомнений, что прилетел он со стороны россиян, однако женщина не обратила внимания на такой очевидный факт до тех пор, пока мы сами ей на него не указали!

– Вы считаете, причина такого отношения заключается в интенсивности российской пропаганды?

– В первую очередь! Сейчас украинцы стали устанавливать на самых высших точках в близлежащих районах ретрансляторы радио и телевидения. Но, к сожалению, на подконтрольных боевикам территориях найдется не так много людей, кто, даже найдя украинский канал, будет его смотреть, потому что они уже отравлены российской пропагандой. Однако, что радует, и на этих территориях встречаются украинские патриоты. Например, большой и активный партизанский отряд есть в Луганске.

– Получается, российская пропаганда в целом сохраняет там свое влияние, даже несмотря на грабежи и случаи изнасилований девушек со стороны боевиков?

Но, видимо, о таких случаях известно далеко не всем.

– Часто ли идут обстрелы живых кварталов со стороны боевиков, и насколько такие обстрелы случайны?

– Очень часто, притом они специально стреляют из-за оград детских садиков и школ, ведут обстрелы из дворов жилых домов и даже из квартир. С одной стороны, они делают в расчете на то, что с украинской стороны прилетит «ответка», и можно будет обвинить Украину в обстреле мирного населения, а с другой стороны, они создают «картинку» для российского ТВ. Я не скажу, что мирное население совсем не понимает этих вещей. На Донбассе есть патриоты, которые снимают подобные моменты на видео и отсылают их нам. Но основная часть жителей просто боится, они даже не рискуют высказать свое мнение.

– Правда, что сейчас на территориях самопровозглашенных республик воцарился голод?

– Сейчас насчитывается уже около 70-ти смертей от голода среди мирных жителей. На подконтрольных украинским войсках территориях местных жителей «подкармливают» сами военные: делятся продуктами. К сожалению, тем, кто находится на оккупированных территориях, они помочь не могут.

– Мой друг, воюющий сейчас в одном из добровольческих батальонов, как раз находился перед Новым годом в прифронтовом селе и жаловался на то, что там до сих пор не работает инфраструктура, школы и больницы, а местным жителям до сих пор не платят пенсии…

–  Я думаю, в таком случае местным жителям придется выехать в близлежащий населенный пункт и потребовать там возобновления пенсионных выплат. По моим сведениям, выплаты в таких случаях всегда возобновляли. Но сами государственные инкассаторские машины сейчас никогда не поедут в зону боевых действий и прилежащую к ней, потому что иначе боевики просто грабят эти машины, и получается, что мы таким образом не помогаем людям, а лишь финансируем террористов.

– Но систематической работы с местным населением в зоне АТО вы не ведете?

– Скорее, это случайные контакты, как в случае с разминированным снарядом. Общение осложняется тем, что они часто не доверяют нам, а мы – им.

В этом и заключается гибридный характер войны: непонятно, кто свой, а кто чужой, кто на самом деле враг. Вполне возможны случаи, что человек сразу же после разговора донесет на тебя боевикам, и ты можешь вообще не выбраться потом из этого населенного пункта.

Целенаправленно мы работаем чаще всего с детьми из детских домов, например, в Новоазовске, с детьми, чьи родители погибли или пропали без вести.

– Толь, а если не секрет, у вас самого есть дети?

– Есть пятилетняя дочь. Если мы едем в зону боевых действий вместе, мы оставляем ребенка с друзьями – настолько надежными, что мы готовы доверить ее им, даже если с нами что-то случится.

– Украинские военные, возвращаясь из плена, часто сообщают о применявшихся к ним пытках?

– Пытки применяют часто, притом самые жестокие, какие только могут быть. Часто кроме физической помощи ребятам по возвращении из плена необходима помощь психологов. Однако психологи говорят, что состояние военных все же не самое худшее – во многом просто потому, что они воюют на своей территории, и потому здесь им легче справиться с последствиями стресса. Однако послевоенный синдром все равно присутствует: многих бойцов преследуют видения, кошмарные сны. Да и сами приехали в Америку на праздники не только для того, чтобы увидеть родственников, но и затем, чтобы хоть ненадолго отвлечься от войны.

– Большинство военных до сих пор сообщает, что основное снабжение армии до сих пор осуществляется за счет волонтеров. Делает ли что для помощи военным Минобороны Украины?

– Во-первых, многие не до конца представляют себе, насколько украинская армия была развалена при Януковиче. К примеру, на момент захвата Крыма официально на полуострове находилось тридцать тысяч российских морпехов Черноморского флота. В Украине же на тот момент насчитывалось всего 5 тысяч военных, то есть два батальона. Два последних министра обороны Украины имели российские паспорта – о чем тут вообще можно говорить? Уже тот факт, что после этого простые ребята самых разных профессий, обычные добровольцы смогли поставить заслон путинской армии на Донбассе, можно назвать чудом.

К тому же важно помнить, что бюджетное финансирование идет в первую очередь регулярной армии Украины. Многие же части регулярной армии, например, Нацгвардия, практически не бывают на передовой. Все наступательно-зачистные операции делают в основном добровольческие батальоны. Именно они выгоняли сепаратистов из Славянска и других городов. Эти батальоны только сейчас начинают получать аккредитацию в Министерстве обороны, соответственно, только сейчас начинают получать бюджетную помощь.

Минобороны постепенно подтягивается за волонтерами. Недавно, к примеру, Порошенко предоставил новые танки. Самые лучшие танки у нас всегда делались в Харькове, но основную их массу мы продавали России. Сейчас все новые танки делаются только для Украины. Из старых мы соорудили рубеж для путинской армии, а на подходе уже стоят новые, и их создание уже финансируется из бюджета. Однако, разумеется, надо понимать, что если бы не волонтеры и добровольческие батальоны, Путин давно бы уже захватил Украину. Ему и в страшном сне не могло присниться, что разворованная Украина смогла дать ему такой отпор. И я все же верю, что у нашей власти на самом деле есть желание спасти нашу страну.

– Толь, как вы сами оцениваете – у солдат высока потребность в духовном окормлении? Насколько активно они общаются с вами или с православными священниками? Как вообще взаимодействуют между собой священники разных конфессий?

– Взаимодействуем довольно слаженно. Вообще лично меня никто ни разу не спросил, какой я деноминации. Однажды я исповедовал и даже причащал католика, беседовал с православными, молился с пятидесятником и так далее. На войне наши отличия как-то перестают иметь значение.

– Бывают ли атеисты на войне?

– Бывают, но только до первого минометного обстрела. Когда начинается стрельба и оказывается, что прятаться некуда, все сразу становятся верующими. Помню, я как-то раздал солдатам книги «Нового Завета» и несгораемые пластиковые карточки, на которых мы написали молитву «Отче наш», чтобы в трудную для себя минуту военный мог успеть помолиться. Один офицер отказался брать эти карточки, заявив, что он «ни во что это и никогда не верит». Вдруг в дороге начался обстрел «ГРАДом». Мы все запрыгнули в блиндаж, и я увидел, что один офицер, сидя у стены блиндажа, читает «Новый Завет», подсвечивая себе карманным фонариком. Когда я спросил его, не жаль ему тратить батарейку фонаря на чтение, он ответил: «На что угодно я бы пожалел батарейку, но Библию читать буду обязательно». Тогда офицер-атеист тоже неожиданно обратился ко мне и попросил молитву и для себя.

– Каков эмоциональный настрой солдат? Часто ли бывает усталость или озлобление?

– Конечно, некоторые озлобляются. Многие готовы сражаться до последнего, пока враг не покинет территорию Украины. Некоторые озлобляются на украинские власти. Наша задача как раз и заключается в том, чтобы помочь им справиться с этим.

По сути, неофициальная задача капеллана – это подготовить человека к возможной смерти. Но на практике мы часто заботимся о семьях бойцов, и даже на поле боя готовы вытащить раненного бойца и пытаться спасти ему жизнь.

– Лично у вас был такой опыт?

– С поля боя я ребят не вытаскивал, но, когда их вытаскивали другие, бывало, что я лично закрывал им пальцами пробитые артерии, использовал кровоостанавливающие препараты, и своевременным оказанием помощи удавалось спасать жизнь бойцов. Сейчас на Донбассе –25 градусов, поэтому такие препараты крайне необходимы.

К слову, развитием института военных капелланов в украинской армии занимается американская организация «Friends of Ukraine» («Друзья Украины») в штате Вашингтон. В конце октября добровольцы из украинской диаспоры штата, входящие в организацию, приобрели для нужд АТО специализированный автомобиль скорой помощи. Помимо перечисленных, «Друзья Украины» реализуют еще несколько благотворительных проектов, направленных на помощь своей далекой Родине.
Добавлено: 13-01-2015, 13:02
0

Похожие публикации


Добавить комментарий

Натисніть на зображення, щоб оновити код, якщо він нерозбірливий

Наверх