Памяти Беллы Ахмадулиной
Поэтесса Белла Ахмадулина ушла из жизни ровно 9 дней назад. 29 ноября ближе к вечеру Белла Ахатовна почувствовала себя очень плохо, и муж, художник Борис Мессерер, вызвал неотложку (в это время они жили в Подмосковье на даче в Переделкино).
Увы, врачи не смогли спасти женщину: у Ахмадулиной, которую за последние годы измучил рак печени, не выдержало сердце прямо в «скорой». Похоронили поэтессу 3 декабря на Новодевичьем кладбище.
Дочь татарина Ахата Валеевича Ахмадулина, который дослужился до замминистра, Белла родилась в 1937 году, в пик сталинских репрессий. Ее мама Надежда Лазарева, русская, но в ее роду были и итальянцы, в свое время работала переводчицей в КГБ.
Дочь татарина Ахата Валеевича Ахмадулина, который дослужился до замминистра, Белла родилась в 1937 году, в пик сталинских репрессий. Ее мама Надежда Лазарева, русская, но в ее роду были и итальянцы, в свое время работала переводчицей в КГБ.
Первое стихотворение Ахмадулиной «Родина» было напечатано в 1955-м в «Комсомольской правде». А вот первый сборник «Струна» вышел только в 1962 году.
Она всегда четко выражала свое мнение. Так, в 1959 году ее исключили из Литературного института за отказ участвовать в травле Бориса Пастернака, получившего в 1958 году Нобелевскую премию по литературе. Однако вскоре она была восстановлена и закончила его в 1960 году. Позже Белла Ахатовна не раз поддерживала диссидентов. Делала заявления в защиту Андрея Сахарова и ездила к нему в ссылку в Горький, Владимира Войновича, Льва Копелева, Георгия Владимова. А вот в 1993 году во время противостояния президента Бориса Ельцина и Верховного Совета России во главе с Русланом Хасбулатовым вместе с российскими писателями-демократами подписала печально знаменитое «письмо 42-х», фактически оправдавшее расстрел российского парламента из танков, сообщает "Сегодня".
Ахмадулина работала внештатным корреспондентом «Литературной газеты». Потом вспоминала, как над ее неопытностью смеялись герои ее репортажей — сталевары и люди других рабочих профессий. «Они разыгрывали меня, сообщали о грандиозных успехах, я мчалась к ним во всю прыть, записывала, но потом оказывалось, что такого быть просто не может». Известность к Ахмадулиной пришла после чтения стихов в Политехническом музее в 1962 году. Вместе с ней в литературном вечере участвовали Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский и Булат Окуджава. Потом это выступление вошло в фильм Марлена Хуциева «Застава Ильича».
Необычный голос Беллы Ахатовны послужил «прообразом» для голоса Пятачка, которого озвучивала Ия Савина, в известном советском мультфильме о Винни-Пухе. После этого Ахмадулина позвонила актрисе и шутливо поблагодарила ее за то, что та подложила ей «свинью».
О женских чарах и красоте Беллы Ахатовны ходят легенды. Попал под ее очарование и Василий Шукшин, с которым у нее был роман, и который пригласил ее к себе в картину «Живет такой парень», где она сыграла журналистку. Позже она еще не раз снималась в кино и писала сценарии. Также в кино использовались песни на ее стихи, например «По улице моей» в «Иронии судьбы», «А напоследок я скажу» — в «Жестоком романсе»... Замужем поэтесса была трижды. Первым мужем стал Евгений Евтушенко, вторым — Юрий Нагибин. И оба писателя описали их отношения с бывшей супругой. Евтушенко — в романе «Не умирай прежде смерти», а Нагибин — в «Дневнике», где вывел ее под именем Гелла (как служанку Воланда). У первого она выглядит богиней, неземным существом, а вот у второго — полубезумной женщиной, которая любила выпить.
Первую дочь Елизавету Белла Ахатовна родила вне брака, от режиссера Эльдара Кулиева. Вторую, Анну, от Мессерера. Елизавета стала писательницей, а Анна — художником. К слову, Ахмадулина по-особенному относилась к животным и однажды даже похоронила свою собачку так, как хоронят людей: в гробике, с прощающимися гостями и памятником на могилке.
К сожалению, из-за болезни друг поэтессы писатель Фазиль Искандер не смог поговорить с «Сегодня», это сделала его жена Антонина. «Когда Фазиль узнал о смерти Беллы, попросил сборник ее стихов и читал весь вечер. Она была нашей соседкой по дому на Ленинградском проспекте, всегда приветливая и гостеприимная. Подарила нам книгу «Белла и Борис» со своими стихами и рисунками Мессерера. Всегда с восхищением говорила о прозе Искандера, а вот о стихах — никогда».
«В 60-е годы я ходил на поэтические концерты Ахмадулиной, как в сказку, — рассказал нам писатель и друг поэтессы Виктор Ерофеев. — Как русский сказочный герой, нырял из одного котла в другой — ее поэзия производила на меня очистительное действие. А лично мы пересеклись в 1978 году, когда мы все работали над альманахом «Метрополь», и она меня, конечно, полностью очаровала. Вообще, все наше поколение было в нее влюблено. Она сочетала в себе божество и принцессу. С одной стороны, ее поэзия была очищена от всякого советизма, а с другой — это была молодая женщина, ужасно привлекательная, острая, своенравная, высокомерная, в общем, все там переплеталось. Образ, конечно, был величавый. В неподцензурный альманах «Метрополь» Ахмадулина отдала свою повесть «Много собак и собака».
Но дальше она просто была гостеприимной хозяйкой, которая принимала нас в мастерской своего мужа, Мессерера. Альманах «Метрополь» просто отдыхал у нее на чердаке. А когда мы собирались, дело никогда не доходило до чая. В доме чая не было. Была выпивка — в основном, водка, но, с другой стороны, было много шампанского. А к выпивке было что-то, нечто, закуска, но никогда не было никакой изысканной еды. Пили все».
Вспоминает Виктор Владимирович и чтение ею стихов: «Она это делала не часто, ее надо было попросить. Но она их читала и во время застолий тоже. Вставала, закладывала руки за спину, поднимала высоко подбородок и читала стихи таким серебристым голосом. Всегда одетая в черное: в черные брюки, в черную блузу или какой-то пиджачок. В общем, она всегда была черная или белая».
Время от времени коллеги пересекались и позднее: «Просто она все больше и больше отходила от общественных дел. Она существовала сама по себе как поэт и обширно издавалась благодаря Борису Мессереру, ее вечному ангелу-хранителю. Мне кажется, что нулевые годы продемонстрировали шестидесятникам, что их представления о человеческой природе, о добре, о будущем не соответствовали реальности. Все нужно было заново выстроить в своей голове, и мне кажется, что это не случилось. Поэтому Белла тогда вообще ушла с общественного горизонта. Ее не существовало. И молодое поколение плохо ее знает».
«Белла была мужественна по-женски! — рассказал нам писатель Михаил Жванецкий, друживший с Ахмадулиной более 35 лет. — И абсолютно по-женски, прикидываясь наивной, с кокетством, она обращалась к генеральному секретарю ЦК КПСС: «Ну нельзя ли вернуть из ссылки Сахарова?». Как-то мы с ней лежали в больнице. Она — по одному поводу, я — по другому, встречались в коридоре, ходили, и она мне читала свои заметки о ночном больничном народе. Вот сейчас мы начнем собирать то, что она наговорила на магнитофон в последние годы. У нее же в последнее время было очень плохо с глазами. И Белла только надиктовывала. Все это будет собрано и выйдет (книга будет называться «Диалоги Бориса и Беллы, двух любящих людей». — Авт.).
А Боря тоже очень натерпелся в последнее время (пока жена болела. — Авт.). Ей очень повезло в жизни — встретить такого человека, как Борис Мессерер. После этих ветреных поэтов у нее появился настоящий муж, которому можно было за спину зайти, который брал ее за руку и вел… Боря и носил ей, и подносил, он мыл ей ноги и руки. Сам, будучи замечательным художником-постановщиком, он знал, возле кого он рядом, и огромное уважение ему за этот титанический труд, за то, что подарил ей счастливую жизнь.
К чести Ахмадулиной и Мессерера, они никогда не брали с собой детей на наши взрослые посиделки. Девочки всегда оставались дома, в Переделкино, видимо, с няней... А мы собирались в мастерской Бори — огромной такой, где всем хватало места, под абажурами, среди каких-то палок, стоек, урн — тысячи предметов, всего, что художники собирают на улице.
Чувство юмора у нее было прекрасное, но когда она приходила ко мне на концерты, я просил ее сесть подальше, потому что не мог вынести это мрачное лицо. Я ей говорил: «Не могу, Белла», она говорила: «Да поверь, Миш, я смеюсь, мне смешно», но я ее просил сесть куда-нибудь вглубь. И она мне говорила: «Я потрачу жизнь, но докажу тебе, что у меня есть чувство юмора». Да я знал, что оно у нее было — прекрасное! А еще — пару лет назад это было, что ли… Она мне рассказывала, как на гастролях на ее афише написали: «ПоЕт Белла Ахмадулина», вместо «поэт», и ей из зала кто-то даже крикнул: «Ну, Беллочка, спойте уж нам что-нибудь». Мы так смеялись...»
Она всегда четко выражала свое мнение. Так, в 1959 году ее исключили из Литературного института за отказ участвовать в травле Бориса Пастернака, получившего в 1958 году Нобелевскую премию по литературе. Однако вскоре она была восстановлена и закончила его в 1960 году. Позже Белла Ахатовна не раз поддерживала диссидентов. Делала заявления в защиту Андрея Сахарова и ездила к нему в ссылку в Горький, Владимира Войновича, Льва Копелева, Георгия Владимова. А вот в 1993 году во время противостояния президента Бориса Ельцина и Верховного Совета России во главе с Русланом Хасбулатовым вместе с российскими писателями-демократами подписала печально знаменитое «письмо 42-х», фактически оправдавшее расстрел российского парламента из танков, сообщает "Сегодня".
Ахмадулина работала внештатным корреспондентом «Литературной газеты». Потом вспоминала, как над ее неопытностью смеялись герои ее репортажей — сталевары и люди других рабочих профессий. «Они разыгрывали меня, сообщали о грандиозных успехах, я мчалась к ним во всю прыть, записывала, но потом оказывалось, что такого быть просто не может». Известность к Ахмадулиной пришла после чтения стихов в Политехническом музее в 1962 году. Вместе с ней в литературном вечере участвовали Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский и Булат Окуджава. Потом это выступление вошло в фильм Марлена Хуциева «Застава Ильича».
Необычный голос Беллы Ахатовны послужил «прообразом» для голоса Пятачка, которого озвучивала Ия Савина, в известном советском мультфильме о Винни-Пухе. После этого Ахмадулина позвонила актрисе и шутливо поблагодарила ее за то, что та подложила ей «свинью».
О женских чарах и красоте Беллы Ахатовны ходят легенды. Попал под ее очарование и Василий Шукшин, с которым у нее был роман, и который пригласил ее к себе в картину «Живет такой парень», где она сыграла журналистку. Позже она еще не раз снималась в кино и писала сценарии. Также в кино использовались песни на ее стихи, например «По улице моей» в «Иронии судьбы», «А напоследок я скажу» — в «Жестоком романсе»... Замужем поэтесса была трижды. Первым мужем стал Евгений Евтушенко, вторым — Юрий Нагибин. И оба писателя описали их отношения с бывшей супругой. Евтушенко — в романе «Не умирай прежде смерти», а Нагибин — в «Дневнике», где вывел ее под именем Гелла (как служанку Воланда). У первого она выглядит богиней, неземным существом, а вот у второго — полубезумной женщиной, которая любила выпить.
Первую дочь Елизавету Белла Ахатовна родила вне брака, от режиссера Эльдара Кулиева. Вторую, Анну, от Мессерера. Елизавета стала писательницей, а Анна — художником. К слову, Ахмадулина по-особенному относилась к животным и однажды даже похоронила свою собачку так, как хоронят людей: в гробике, с прощающимися гостями и памятником на могилке.
К сожалению, из-за болезни друг поэтессы писатель Фазиль Искандер не смог поговорить с «Сегодня», это сделала его жена Антонина. «Когда Фазиль узнал о смерти Беллы, попросил сборник ее стихов и читал весь вечер. Она была нашей соседкой по дому на Ленинградском проспекте, всегда приветливая и гостеприимная. Подарила нам книгу «Белла и Борис» со своими стихами и рисунками Мессерера. Всегда с восхищением говорила о прозе Искандера, а вот о стихах — никогда».
«В 60-е годы я ходил на поэтические концерты Ахмадулиной, как в сказку, — рассказал нам писатель и друг поэтессы Виктор Ерофеев. — Как русский сказочный герой, нырял из одного котла в другой — ее поэзия производила на меня очистительное действие. А лично мы пересеклись в 1978 году, когда мы все работали над альманахом «Метрополь», и она меня, конечно, полностью очаровала. Вообще, все наше поколение было в нее влюблено. Она сочетала в себе божество и принцессу. С одной стороны, ее поэзия была очищена от всякого советизма, а с другой — это была молодая женщина, ужасно привлекательная, острая, своенравная, высокомерная, в общем, все там переплеталось. Образ, конечно, был величавый. В неподцензурный альманах «Метрополь» Ахмадулина отдала свою повесть «Много собак и собака».
Но дальше она просто была гостеприимной хозяйкой, которая принимала нас в мастерской своего мужа, Мессерера. Альманах «Метрополь» просто отдыхал у нее на чердаке. А когда мы собирались, дело никогда не доходило до чая. В доме чая не было. Была выпивка — в основном, водка, но, с другой стороны, было много шампанского. А к выпивке было что-то, нечто, закуска, но никогда не было никакой изысканной еды. Пили все».
Вспоминает Виктор Владимирович и чтение ею стихов: «Она это делала не часто, ее надо было попросить. Но она их читала и во время застолий тоже. Вставала, закладывала руки за спину, поднимала высоко подбородок и читала стихи таким серебристым голосом. Всегда одетая в черное: в черные брюки, в черную блузу или какой-то пиджачок. В общем, она всегда была черная или белая».
Время от времени коллеги пересекались и позднее: «Просто она все больше и больше отходила от общественных дел. Она существовала сама по себе как поэт и обширно издавалась благодаря Борису Мессереру, ее вечному ангелу-хранителю. Мне кажется, что нулевые годы продемонстрировали шестидесятникам, что их представления о человеческой природе, о добре, о будущем не соответствовали реальности. Все нужно было заново выстроить в своей голове, и мне кажется, что это не случилось. Поэтому Белла тогда вообще ушла с общественного горизонта. Ее не существовало. И молодое поколение плохо ее знает».
«Белла была мужественна по-женски! — рассказал нам писатель Михаил Жванецкий, друживший с Ахмадулиной более 35 лет. — И абсолютно по-женски, прикидываясь наивной, с кокетством, она обращалась к генеральному секретарю ЦК КПСС: «Ну нельзя ли вернуть из ссылки Сахарова?». Как-то мы с ней лежали в больнице. Она — по одному поводу, я — по другому, встречались в коридоре, ходили, и она мне читала свои заметки о ночном больничном народе. Вот сейчас мы начнем собирать то, что она наговорила на магнитофон в последние годы. У нее же в последнее время было очень плохо с глазами. И Белла только надиктовывала. Все это будет собрано и выйдет (книга будет называться «Диалоги Бориса и Беллы, двух любящих людей». — Авт.).
А Боря тоже очень натерпелся в последнее время (пока жена болела. — Авт.). Ей очень повезло в жизни — встретить такого человека, как Борис Мессерер. После этих ветреных поэтов у нее появился настоящий муж, которому можно было за спину зайти, который брал ее за руку и вел… Боря и носил ей, и подносил, он мыл ей ноги и руки. Сам, будучи замечательным художником-постановщиком, он знал, возле кого он рядом, и огромное уважение ему за этот титанический труд, за то, что подарил ей счастливую жизнь.
К чести Ахмадулиной и Мессерера, они никогда не брали с собой детей на наши взрослые посиделки. Девочки всегда оставались дома, в Переделкино, видимо, с няней... А мы собирались в мастерской Бори — огромной такой, где всем хватало места, под абажурами, среди каких-то палок, стоек, урн — тысячи предметов, всего, что художники собирают на улице.
Чувство юмора у нее было прекрасное, но когда она приходила ко мне на концерты, я просил ее сесть подальше, потому что не мог вынести это мрачное лицо. Я ей говорил: «Не могу, Белла», она говорила: «Да поверь, Миш, я смеюсь, мне смешно», но я ее просил сесть куда-нибудь вглубь. И она мне говорила: «Я потрачу жизнь, но докажу тебе, что у меня есть чувство юмора». Да я знал, что оно у нее было — прекрасное! А еще — пару лет назад это было, что ли… Она мне рассказывала, как на гастролях на ее афише написали: «ПоЕт Белла Ахмадулина», вместо «поэт», и ей из зала кто-то даже крикнул: «Ну, Беллочка, спойте уж нам что-нибудь». Мы так смеялись...»
