Наниматели адвокатов Надежды Савченко: Путин хочет поменять Надю на Крым или что-то глобальное
Владимир ЗАДИРАКА– За Марком Фейгиным не водится выигранных дел. Он более известен как шоумен и герой медиа, а не как удачливый адвокат. Почему вы его пригласили защищать Надежду Савченко?
– Мы никогда не смотрели на Фейгина, как на шоумена. И у нас не было задачи делать именно шоу. Мы международная правозащитная организация с серьезным бэкграундом. Наши офисы расположены в Брюсселе, Варшаве и Киеве. С Марком нас связывает длительная история сотрудничества, уже минимум шесть лет работаем. Давно наблюдаем за ним и получали уйму рекомендаций… не связываться с ним. Подобные советы давали разные люди, и они приводили веские аргументы. Но мы люди практичные. Адвокат должен действовать согласно нашим инструкциям. В случае дел Pussy Riot, Горячева, Аблязова (Мухтар Аблязов – диссидент, бывший министр энергетики Казахстана, находится под стражей во Франции, вопрос о его экстрадиции не решен. – "ГОРДОН") и Надежды Савченко мы ставили ему одно условие. Он не подписывает расписку о неразглашении данных следствия. Для нас это принципиально.
– Извините, но Pussy Riot уже отсидели, а русский националист Илья Горячев получил пожизненный срок. В чем тогда смысл работы адвоката Фейгина?
– Понимаете, можно сидеть по-разному. Когда мы занимались защитой политзаключенных в Казахстане, прекрасно понимали, что их всех посадят. Многих из этих людей убили, а тех, кто остался в живых и был арестован, – пытали. Нам удалось в течение трех лет освободить людей из тюрьмы.
– Каким образом?
– За счет того, что мы организовывали тесное сотрудничество с адвокатами. Они отказывались сотрудничать со следствием и подписывать документы о неразглашении. Соответственно, у нас есть неограниченный доступ к материалам. Это то, чего, к сожалению, не было в деле Сенцова (Российскийсуд приговорил украинского режиссера Олега Сенцова к 20 годам заключения за "создание террористического сообщества", якобы два совершенных и один запланированный теракт. – "ГОРДОН"). Гласность помогает показать абсурдность уголовного дела, а это дает нам возможность организовать кампанию международного давления. Режимы – такие как Россия, Казахстан, Азербайджан и Узбекистан – не заморачиваются с доказательствами. Поэтому они очень уязвимы для критики.
– Чего удалось добиться с помощью такой тактики?
– Когда мы начинали защищать Савченко, я встречалась с представителями итальянского и французского МИД, депутатами Европарламента. Они мне говорили: "Людмила, вы защищаете убийцу журналиста!" И я могла им на это возразить. У меня были материалы дела и мне было несложно доказать, что Савченко невиновна.
Сейчас каждый ленивый или не ленивый может говорить, что он "защищает Савченко", но произошло это, потому что есть Фейгин, Новиков и Полозов, которые отказались подписывать обязательство о неразглашении тайны следствия. Теперь Савченко диктует, как будет разворачиваться процесс. Ее подвергали пыткам на территории "ЛНР", но с момента, когда наши защитники вошли в дело, ее уже не трогали. Я хочу подчеркнуть, что не адвокат управляет действиями Надежды и вешает ей лапшу на уши, а она сама определяет стратегию. Например, объявление голодовки было ее сознательным выбором. Мы как раз убеждали ее сохранить здоровье для дальнейшей борьбы.
Amnesty International и другие международные правозащитные организации не хотели брать дело Савченко. Мол, "мы не защищаем военных". И только благодаря репутации нашей правозащитной группы и доступу к материалам нам удалось добиться доверия евродепутатов. Сейчас Фейгину, Полозову и Новикову угрожают. Очень легко судить о работе российского адвоката, если ты находишься здесь или в Европе. Мы даже не имеем морального права осуждать адвокатов Сенцова, которые подписали, фактически, обязательство о неразглашении тайны следствия. Я не знаю, как я бы себя повела, находясь в такой ситуации. Тут важно, готов ли ты ради своего клиента рисковать карьерой, жизнью и здоровьем?
Профиль Марка, при всех его минусах и плюсах, исключительно политический. То, что Pussy Riot просидели только два года и их никто не трогал, – это тоже эффект.
– Напомню, они отказались от услуг Фейгина…
– Это тоже сделка. У нас точно так же было. Рабочие-нефтяники из Жанаозена тоже подписывали документы, что они отказываются работать с фондом "Открытый диалог" и дали против нас показания. Но они вышли. Их пытали. Людей привязывали за волосы к потолку, избивали. Многие остались инвалидами. Я понимаю, почему они отказывались от работы с нами. Если после нашого вмешательства их прекратили мучить и досрочно выпустили, то я считаю это успехом. Они вообще-то получили по приговору по семь лет.
Савченко – символ. Она – женщина, военная, участвовала в Евромайдане. Она под видеозапись плюнула, извините, режиму в лицо. Ее не будут менять на мелочи. Ее Путин хочет менять на Крым или что-то глобальное. Освободить ее сейчас невозможно, но мы можем сделать свою работу. Мы можем защитить ее от пыток. Мы можем добиться, чтобы ее не забыли люди. Ей пишут письма со всего мира. И она, как политический заключенный, понимает, что все было не напрасно.
– То есть "сакральной жертвой" она стала сама без вашей подсказки?
– Конечно. У них расчет был на то, чтоб использовать ее как ключевого свидетеля в деле против Украины. Она тверже камня. В России готовилось большое украинское дело. По нему проходят Коломойский, Аваков, Ярош, люди из добровольческих батальонов и многие другие граждане Украины.
Савченко попала в плен, потому что не захотела убить молодого российского солдата. И это много о ней говорит. Думаю, что мы поймем то, что она сделала, лет через 50. Олег Сенцов – тоже человек-символ. Украинский режиссер, крымчанин, оказывавший помощь украинской армии. Наш фонд сталкивался с ним, когда наших сотрудников пришлось вызволять из рук казаков.
В деле Сенцова мы все понимали изначально. Но так как общественность до последнего момента не имела доступа к материалам дела, российская пропаганда могла представлять их террористами. Нет доказательств – нет правозащитной кампании. Только когда материалы появились в публичном доступе, а это произошло в последний момент, к защите Сенцова подключились и Amnesty International, и другие международные ассоциации. Люди знали его лично или опосредованно, но не были готовы рисковать репутацией. А вдруг он действительно террорист!
– А если бы Савченко была виновна?
– Для нас неважно, была ли Савченко убийцей журналистов. Мы все равно бы ее защищали. Взрослые люди поехали в зону боевых действий. На войне убивают. Такова, извините, ситуация. Когда мы получили документы, нам стало очевидно, что ее позиция гораздо сильнее, чем мы полагали изначально. Нам удалось во взаимодействии с МИД включить Савченко в качестве вопроса Минских переговоров.
– Медиа-шоу является формой правозащитной деятельности?
– Это такой метод. У нас есть позитивный опыт. Алма Шалабаева, жена казахского оппозиционера Мухтара Аблязова, была экстрадирована из Италии. Дома ее ждал уголовный срок, а ребенка – детдом. Ее освободила широкая международная кампания. Такая кампания должна давить на слабости тиранов. Путин выпустил Pussy Riot, потому что ему был нужен праздник на Олимпиаде в Сочи. Он хотел пожать руки иностранным президентам, раздать медальки.
Назарбаев, например, мечтает стать Нобелевским лауреатом. Если не ошибаюсь, больше шести раз подавался. Регулярно какое-нибудь "общество велосипедистов", научные организации какие-нибудь предлагают наградить президента Казахстана. И всякий раз находится добрый человек, который намекает, что Нурсултану Абишевичу очень портят репутацию политзеки в тюрьмах. Назарбаев выпускает людей и получает контракты, торговлю с Западом.
– А что с Путиным? Как на него надавить?
– С Путиным сейчас все сложнее. Он заигрался. Не может отпустить людей, чтоб не прослыть слабаком перед своими. Так что рассчитывать на освобождение Савченко, Сенцова, Кольченко, Чирния иАфанасьева не приходится.
Если кому-то кажется, что он справится с этой работой лучше, то это очень легко исправить. Пусть едет в Россию, находит там заключенных украинцев и освобождает. По информации Ирины Геращенко, в тюрьмах РФ пребывает около 700 украинских граждан. Сколько из них невинные жертвы? Военные еще имеют шанс вернуться. Но у гражданских все гораздо хуже.
– Вы пытались говорить с правительством Украины об обмене российских военных на Савченко? Например, в прошлом году в руках СБУ находилось десять "заблудившихся десантников". Почему не использовали этот шанс?
– Мы много раз говорили об этом с правительством, но с нами эти темы не обсуждались. Мы сами понимаем, что Савченко слишком высоко взяла планку в самом начале. Путин ненавидит и боится Евромайдан. Он боится, что в РФ могут начаться такие же процессы. А Савченко – человек-символ. Она олицетворяет для него и Майдан, и возрождение украинской армии, которую он воспринимает как прямую угрозу своей власти.
